Библиотека Центра психологического консультирования ТРИАЛОГ
www.trialog.ru

...Я разделяю с другими учеными стремление найти тот порядок, который, по моему убеждению, существует в человеческой психике.

К.Роджерс

Впервые дается развернутое описание основных идей, понятий и принципов триалогического подхода к психологическому консультированию и психотерапии. Данный подход базируется на авторской концепции личности и сущности человека и интегрирует отечественные и зарубежные разработки в области практической психологии. Суть подхода сводится к тому, что структура основополагающих отношений (коммуникаций) и самоотношений (аутокоммуникаций) человека как предмет, средство и ресурс психологического консультирования и психотерапии представляет собой триалог.

Ключевые слова: личность, психологическое консультирование, психотерапия, диалогический подход, триалогический подход.

    ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ

    Мир современного психологического консультирования и психотерапии — это около пятисот (!) разновидностей активной психологической работы и психологической помощи пациентам и клиентам [6; 21]. Каждую из этих разновидностей отличают особый язык и круг понятий, особые методы, приемы и техники работы, особая практика консультативного и психотерапевтического общения. Такая ситуация складывалась постепенно, на протяжении десятков лет, начиная с конца XIX в., когда новаторские исследования 3. Фрейда очертили сферу психоанализа — первой разновидности вневрачебной психотерапии; психоанализ, по убеждению своего основоположника, являлся «не специализированной областью медицины... [но] частью психологии, конечно, не всей психологией, но ее подразделом...» (цит. по: [3; 6]).

    Последующее развитие сферы практической психологии теснейшим образом связано с дифференциацией всего корпуса психологического знания, с возникновением основных направлений и школ современной психологии — глубинной, поведенческой, когнитивной, экзистенциальной, гуманистической и трансперсональной. Параллельное и координированное развитие психотерапии-консультирования и психологии, неизменное присутствие психологического компонента в составе психотерапевтических-консультативных практик иллюстрируют содержательные и генетические связи психотерапии-консультирования и психологии, прежде всего, психологии личности.

    Создавая сферу психотерапии-консультирования в качестве раздела практической психологии, ее основоположники — от 3. Фрейда и К.Г. Юнга до К. Роджерса и Р. Мэя — указывали на обязательность ее теоретической, концептуальной составляющей, на чрезвычайную значимость психологического знания для практической психотерапевтической и консультативной работы. Так, Р. Мэй писал: «...нам следует начать с определения понятия "личность". Сознательно уклонившись от такого определения, консультант сформулирует его для себя бессознательно, невольно исходя в своей работе с клиентом из предположения, что тот должен развить в себе личностные качества хотя бы своего консультанта, или любимого героя, или черты характера, считающиеся идеальными для данной национальной культуры. Мудрый терапевт сознательно и разумно нарисует портрет личности, не доверяя такое серьезное дело причудам подсознания» [10; 12].

    Отношение между теорией и практикой в сфере психотерапии-консультирования, отношение практиков к теоретическим концепциям и моделям с самого начала и по настоящее время оформляется двояким образом — либо как репродуктивное, либо как продуктивное отношение. В первом случае акцент ставится на воспроизведение в практике той или иной традиции психологического теоретизирования, того или иного психотерапевтического мифа (от психоаналитического до трансперсонального)¹.

    Во втором случае акцент переносится на создание, порождение нового способа новой формы такого теоретизирования или мифотворчества. Если репродуктивное отношение между теорией и практикой, между психологией и психотерапией-консультированием обеспечивает существование традиционных школ и направлений в этой сфере, то продуктивное отношение приводит к возникновению новых разновидностей психотерапии-консультирования. В зарубежной (прежде всего западной) психологии эти отношения представлены весьма полно: наряду с направлениями и школами, традиционно существующими десятки лет, мы видим возникновение десятков, а теперь уже и сотен новых разновидностей психотерапии-консультирования. Такова вполне благополучная и естественная ситуация допарадигмальной стадии развития данной сферы практической психологии на Западе.

    Совершенно иная ситуация наблюдается в отечественной психологической науке. Развитие этого раздела практической психологии на протяжении советского периода российской истории было весьма драматичным. Идеологическая и педагогическая ангажированность психологии в СССР обусловила сначала ликвидацию традиционных разновидностей психологической практики (особенно показательна в этой связи судьба психоанализа). В условиях тоталитаризма формировались лишь такие психологические направления и школы, которые, несмотря на всю свою психологичность и обращенность к человеку, оказались абсолютно не способными служить теоретическим основанием реальной практики психотерапии-консультирования. СССР, а затем и страны социалистического лагеря на протяжении десятилетий существовали как «здоровые» страны, населенные «здоровыми» (компенсированными невротиками) и «психотиками» (диссидентами). Конечно, падение «железного занавеса» в конце 80-х гг. кардинальным образом изменило ситуацию в отечественной психологии (см., например, [4]). Однако это изменение предельно отчетливо выявило проблему соотношения отечественного и мирового наследия в области психотерапии-консультирования, проблему репродуктивного и продуктивного отношения отечественных психологов и психотерапевтов к этому наследию². Данную проблему можно сформулировать в виде следующего перечня вопросов. Возможно ли продуктивное отношение отечественного психолога (психотерапевта-консультанта) к существующим в данной сфере практической психологии направлениям и школам? Можно ли заниматься данной практикой, не «импортируя» при этом западные теоретические концепты? Существуют ли отечественные разработки, которые можно сделать теоретическим основанием для психотерапии-консультирования?

    ДИАЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД

    В настоящее время основной способ решения данной проблемы в отечественной практической психологии — это своего рода «внутренняя профессиональная эмиграция», когда доминирующей формой является репродукция и адаптация существующих разновидностей психотерапии-консультирования: от психоанализа до нейролингвистического программирования, от аналитической психотерапии до онтотерапии, от психодрамы до системной семейной психотерапии, от клиенто-центрированной психотерапии до фокусирования и т.д. и т.п. Эта доминирующая и массовая форма приобщения отечественных практических психологов к современной мировой культуре вневрачебной психотерапии-консультирования обнаруживает себя соответствующей референтной переводной литературой, сертификационными программами, квалификационной подготовкой психотерапевтов, с их членством в ассоциациях, стажировками, системой деловых и личных контактов. Все эти способы воспроизведения в России западной психотерапевтической консультационной практики можно рассматривать одновременно и как способы активной экспансии данной практики. Результатом этого встречного движения является такое современное состояние отечественной психотерапии-консультирования, при котором основные направления в этой области представлены исключительно западными разновидностями (см., например, [13]). Сама идея продуктивного отношения отечественных практических психологов к психотерапевтической консультативной практике представляется, как правило, либо несвоевременной и незрелой, либо совершенно невозможной и даже абсурдной. И тем не менее в течение последних 10-15 лет усилиями ряда отечественных психологов-психотерапевтов (Ф.Е. Василюк, Е.Т. Соколова, Т.А. Флоренская, А.Ф. Копьев, А.У. Хараш и другие) была предпринята попытка продуктивного подхода, т.е. разработка отечественной разновидности вневрачебной психотерапии-консультирования — диалогического подхода³.

    Следует, однако, отметить, что теоретической базой данного подхода стала отнюдь не советская психология, а две фактически досоветские внепсихологические концепции — физиологическая концепция доминанты А.А. Ухтомского [17] и литературоведческая концепция диалога М.М. Бахтина [2]. В рамках этого подхода диалог выступает, с одной стороны, как эмпирический факт психотерапевтической консультативной практики, как диадическое общение психотерапевта-консультанта и пациента-клиента, а с другой — как основной теоретический конструкт. Несмотря на то, что разработчики и сторонники диалогического подхода сближают, почти отождествляют понятия «доминанта на другом» и «диалог», нам представляется, что семантические контексты данных понятий образуют скорее антиномичные, нежели синонимичные психологические концепции.

    Для А.А. Ухтомского общение изначально монологично, поскольку ограничено «двойником», той тенью или системой проекций, которая встраивается в пространство общения между мной и Другим, препятствуя непосредственному контакту и непосредственному общению с другим как Другим, замыкая человека в коконе эгоцентрической (аутичной, нарциссической, солипсической) доминанты. Непосредственное (диалогическое) общение возможно лишь в особых случаях, как результат большой и трудной внутренней работы, завершающейся «смертью двойника» и возникновением принципиально иной, новой доминанты — доминанты на Другом (на собеседнике, на его лице).

    Для М.М. Бахтина, напротив, общение изначально диалогично, а сам диалог — универсальная и абсолютная характеристика человеческого бытия, базовое условие сознания и самосознания человека. Всякое проявление человека рассматривается в концепции как реплика в этом большом, глобальном диалоге. Поэтому любое человеческое проявление (даже молчание, бездействие, игнорирование общения и т.п.) диалогично по своей сути. Монолога не существует a'priori. М.М. Бахтин писал: «Быть — значит общаться диалогически... Два голоса — минимум жизни, минимум бытия» [2; 338-339].

    В рамках диалогического подхода к психотерапии-консультированию противоречие феноменологической (А.А. Ухтомский) и онтологической (М.М. Бахтин) концепций диалога снимается в психологической категории диалога как конкретного события общения. В таком диалоге, с одной стороны, возникает доминанта на собеседнике, происходит размыкание границ внутреннего мира, прорыв навстречу другому человеку, а с другой — актуализируется подлинное, диалогическое бытие человека, его диалогическая природа. В общении двух людей такой диалог, выступающий как реальная антитеза монологу, может как состояться, так и не состояться. Степень диалогичности общения выступает здесь как результат преодоления различных форм неподлинного, монологического (закрытого, ролевого, игрового, манипулятивного, т.е. конвенционального) общения. В этой связи ситуация психотерапевтического консультативного общения трактуется как такая ситуация, в которой диалог оказывается возможным.

    Развивая содержание основной категории диалогического подхода, его сторонники разработали четыре основных понятия данного подхода — «позиция вненаходимости», «внутренняя диалогичность», «диалогическая интенция» и «диалогическая позиция» (см., например, [7], [8], [18]).

    Позиция вненаходимости — особая, профессиональная позиция психотерапевта-консультанта, осваивая которую он перестает воспринимать внутренний мир собеседника (пациента-клиента) как сферу своей практической деятельности или как объект рационального анализирования и гипотезирования, но, напротив, начинает воспринимать этот мир как лишь отображаемое и понимаемое содержание. Активность психотерапевта-консультанта, находящегося в позиции вненаходимости, проявляется лишь как его внимание к различным аспектам внутреннего мира клиента и как его адресованность к различным психологическим инстанциям (голосам) этого внутреннего мира.

    Внутренняя диалогичность — это важнейшая характеристика внутреннего мира каждого человека (в том числе психотерапевта-консультанта и пациента-клиента). Внутренняя диалогичность — это результат внутреннего диалога, идущего в каждом человеке между двумя инстанциями его внутреннего мира, между его наличным Я и его духовным Я. Психотерапевтическая консультативная ситуация — это ситуация встречи (совмещения) двух внутренних диалогов, один из которых блокирован, приостановлен или затруднен (у пациента-клиента), а другой (у психотерапевта-консультанта) осуществляется свободно и беспрепятственно. Психотерапевтический консультационный процесс развивается при этом как последовательность четырех основных этапов общения:
    • участливое выслушивание психотерапевтом-консультантом голоса наличного Я пациента-клиента;
    • восприятие психотерапевтом-консультантом голоса духовного Я пациента-клиента;
    • озвучивание психотерапевтом-консультантом голоса духовного Я пациента-клиента;
    • встреча наличного Я и духовного Я пациента-клиента, восстановление внутренней диалогичности, освобождение, очищение (катарсис) и исцеление (обретение целостности) внутреннего мира пациента-клиента.

    Диалогическая интенция — это характеристика внутренней активности пациента-клиента в ситуации блокирования и фрустрации собственной внутренней диалогичности. Диалогическая интенция — это возможность внутренней диалогичности, обратная сторона тех реальных затруднений, которые испытывает пациент-клиент при вступлении в диалог с психотерапевтом-консультантом. Само существование диалогической интенции пациента-клиента ставит перед психотерапевтом-консультантом задачу ее провокации. При этом общим методическим решением в данном случае является так называемый принцип молчания (А.Ф. Копьев) как специально создаваемый психотерапевтом-консультантом дефицит значимых реакций, депривация обратных связей в общении с пациентом-клиентом.

    Диалогическая позиция — это профессиональная позиция психотерапевта-консультанта, образуемая комплексом его установок или внутренних постулатов, в числе которых: внутренняя диалогичность любого человека; неравенство позиций психотерапевта-консультанта и пациента-клиента как следствие особой диалогической, вненаходимой и т.д. позиции профессионала; допустимость условного принятия и оценивания психотерапевтом-консультантом наличного Я пациента-клиента; незавершенность и неопределенность субъектной природы пациента-клиента; допустимость совета как средства установления контакта с пациентом-клиентом, актуализации в его сознании тех или иных содержаний, указания на игнорируемые аспекты его собственной проблемы; свобода и ответственность пациента-клиента за свою жизнь.

    Не претендуя на сравнительный анализ и сопоставление диалогического подхода с какими бы то ни было разновидностями психотерапии-консультирования (эта большая и непростая работа еще должна быть сделана), нам хотелось бы остановиться на оценке данного подхода как такового.

    Во-первых, следует отметить, что диалогический подход не существует как единое и целостное направление, он представлен в работах своих сторонников в виде особых, иногда весьма отличающихся друг от друга вариантов или версий. До настоящего времени никто еще не предпринял попытки интегрировать эти версии в целостное, систематически разработанное и представленное единым сообществом психологов-практиков направление.

    Во-вторых, разработки в рамках диалогического подхода отличает, как это ни парадоксально, монологичность, отсутствие диалога с современным многообразным миром психотерапии-консультирования. Отсутствие эксплицированного психологического референтного круга авторов восполняется при этом в отдельных случаях имплицитными прикреплениями к православной, святоотеческой «христианской психологии».

    В-третьих, множественность, неоднородность, а подчас и противоречивость источников, вариантов и методологических ориентации внутри диалогического подхода во многом определяют его многоаспектную маргинальность, его положение между наукой и религией, мировой и отечественной психологии, досоветской и советской психологией.

    И, наконец, в-четвертых, некоторые постулаты диалогического подхода, имеющие непосредственное отношение к практике психотерапии-консультирования, явно не согласованы между собой и противоречивы. Например, допустимость условного принятия и оценивания пациента-клиента в работе психотерапевта-консультанта никак не согласуется с пониманием собеседника не в качестве объекта исследования, диагностики и воздействия, а как равноправного субъекта живого диалогического общения; постулируемое неравенство позиций участников психотерапевтического консультационного общения очевидным образом противоречит самой идее диалога как равноправного общения и т.д.

    ТРИАЛОГИЧЕСКИИ ПОДХОД

    Разработка диалогического подхода к психотерапии-консультированию представляется нам крайне важным и до последнего времени единственным прецедентом продуктивного отношения отечественных психологов-практиков к данной сфере. Вместе с тем рефлексия проблемных аспектов диалогического подхода в сочетании с собственной теоретической и практической работой автора позволили сформулировать совокупность идей и положений, развивающих, с одной стороны, общепсихологическую концепцию личности и сущности человека [11], а с другой — систему основополагающих понятий и идей самого диалогического подхода. Исходя из представлений автора о структуре личности как интрапсихической триаде инстанций (персона, тень, лик) и представлений А.А.Ухтомского о триаде: «человек» — «другой как двойник» — «другой как лицо (собеседник)», была начата разработка триалогического подхода к психотерапии-консультированию [12]⁴. Ключевой, основополагающей категорией этого подхода является категория триалога — троегласия и троебытия человека. Можно указать четыре основные значения данной категории.

    Первое значение: триалог выступает в качестве концептуальной фиксации фундаментальной тройственности человека как структуры или системы. Эта тройственность представляет собой сквозную основополагающую идею большинства религиозных, философских и психологических учений о человеке и его личности. Исходная триада «тело-душа-дух» в видоизмененном и подчас до неузнаваемости трансформированном виде многократно обнаруживает себя в широчайшем диапазоне контекстов употребления — от «сакрального» (неба) до «профанного» (земли): в христианской религии — это учение о Божественной Троице, в искусстве — это темы Троицы и Святого семейства, трех богатырей, птицы-тройки, трех братьев и трех сестер; в философии — это идеи трех моментов диалектики и трех миров (или планов существования) человека; в психологии — это многочисленные триалогические построения классической психологии (эмоции—интеллект—воля), психоанализа (ид—эго—суперэго), аналитической психологии (тень—персона—самость), транзактного анализа (ребенок—взрослый—родитель), гуманистической психологии (me—I—self). В приземленных жизненных проявлениях — это структура нуклеарной семьи, любовный треугольник и даже своеобразный ритуал «на троих».

    Второе значение: триалог — это коммуникативная и аутокоммуникативная структура, контур которой обладает интерперсональным (персона—персона), интраперсональным (персона—тень), субперсональным (тень—тень) и трансперсональным (лик—лик) измерениями (см. [11]).

    Третье значение: триалог — это реальный феномен практики психотерапии-консультирования, которая, лишь на первый взгляд являясь диалогическим общением тет-а-тет, всегда включает в себя не только две позиции, два голоса психотерапевта-консультанта и пациента-клиента, но также позицию (голос) наблюдателя — третьего участника общения. При этом позиция наблюдателя в практике психотерапевтического консультативного общения представлена двояко, в двух различных, диаметрально противоположных ипостасях (плоскостях). С одной стороны, это позиция наблюдателя-супервизора, того значимого Другого, который обеспечивает профессиональное и личностное становление психотерапевта-консультанта, инициирует его приобщение к практике психотерапии-консультирования, осуществляет передачу профессионального мастерства и ремесла. С другой — это позиция наблюдателя-субвизора (наблюдателя со стороны пациента-клиента), того значимого Другого, участие которого в жизни пациента-клиента в значительной степени определяет его проблему и запрос. Позиции психотерапевта-консультанта, наблюдателя-супервизора и пациента-клиента образуют внешнюю триаду (триалог) психотерапевта-консультанта. Позиции психотерапевта-консультанта, наблюдателя-субвизора и пациента-клиента образуют внешнюю триаду (триалог) пациента-клиента. Таким образом, полная позиционная интерперсональная структура практики психотерапии-консультирования включает в себя два совмещенных внешних триалога, две внешние триады. Тем самым профанные проявления психотерапевтического консультационного общения, иллюзорно воспринимаемые как осуществляющиеся тет-а-тет, на линии «психотерапевт-консультант — пациент-клиент», в реальности обнаруживают в себе сакральную символику магендовида (звезды Давида) и креста (рис. 1).

Рис. 1. Психотерапевтическая консультационная практика, включающая в себя: а) позиции психотерапевта-консультанта (Т), пациента-клиента (К), наблюдателя-супервизора (С) и наблюдателя-субвизора (с); б) совмещение внешнего триалога психотерапевта-консультанта (Т—С—К) и внешнего триалога пациента-клиента (К—с—Т); в) оппозиции психотерапевта-консультанта и пациента-клиента (Т—К), наблюдателя-супервизора и наблюдателя-субвизора (С—с).

    Поскольку наблюдатель-супервизор и наблюдатель-субвизор — это реальные индивиды, то каждый из них имеет своих наблюдателей. Совокупность наблюдателей-супервизоров образует восходящую иерархию наблюдателей, тогда как совокупность наблюдателей-субвизоров — нисходящую иерархию наблюдателей. Практика психотерапии-консультирования может быть представлена тем самым одновременно как действо, диалог в диаде психотерапевт-консультант — пациент-клиент (Т—К), как таинство включенности психотерапевта-консультанта в восходящую иерархию наблюдателей-супервизоров (Т—С... С_n) и как тайна включенности пациента-клиента в нисходящую иерархию наблюдателей-субвизоров (К—с...с_n), как актуальное и латентное, реальное и виртуальное общение.

    Четвертое значение: триалог — это обучающая процедура в практике психотерапии-консультирования. Традиционной формой такой процедуры является супервизорство (см., например, [5]), практикуемое фактически во всех разновидностях психотерапии-консультирования и предполагающее систематическую работу практикующего психотерапевта-консультанта со своим супервизором в целях повышения эффективности своей работы. Еще одной формой обучающей процедуры в данной сфере является практикуемая главным образом в гуманистических разновидностях психотерапии-консультирования так называемая работа в триадах. Такая работа позволяет обучающимся последовательно осваивать три основные формы опыта, которые являются составными частями опыта профессионала — опыт обращения за помощью и получения помощи (в позиции пациента-клиента), опыт оказания помощи (в позиции психотерапевта-консультанта), опыт фиксации и анализа психотерапевтического консультационного процесса (в позиции наблюдателя-супервизора).

    Важно отметить, что каждый из этих трех компонентов опыта профессионала можно получить лишь путем реального освоения каждой из позиций в триаде «психотерапевт-консультант — пациент-клиент — наблюдатель-супервизор». Традиционное обучение психотерапии-консультированию также предполагает экспириентальное (основанное на личном опыте) освоение всех трех позиций, однако это освоение практикуется в виде различных и разнесенных во времени форм работы: позиция пациента-клиента осваивается в форме личной терапии; позиция психотерапевта-консультанта осваивается в форме профессиональной деятельности; позиция наблюдателя-супервизора осваивается в практике супервизорства.

    Содержание триалогического подхода к психотерапии-консультированию задается не только рассмотренными выше основными значениями категории «триалог», но и тремя основными идеями данного подхода.

    1. Идея трех территорий. Переход от классической (умозрительной) к постклассической (экспериментальной и практической) психологии, связанный с именами В. Вундта, А. Бине и 3. Фрейда, существенным образом изменил научные представления о субъекте (личности) как некоем самовластном центре психической жизни человека. Благодаря работам в области экспериментальной и практической психологии личность человека перестала рассматриваться в качестве целостного субъекта, превратилась в расщепленную, внутренне противоречивую, сложную и динамическую конструкцию. На смену кредо Р. Декарта — «Я мыслю, следовательно я существую» пришло замечательное своей точностью и проницательностью кредо Ж. Лакана — «Я мыслю не там, где я существую» (цит. по: [15; 253]). Используя систему представлений триалогического подхода, эту переформулировку Ж. Лакана можно в свою очередь преобразовать, представив ее в следующем виде: «Я изживаю не там, где я переживаю, и я переживаю не там, где я живу»⁵. Таким образом, любого человека (в том числе любого психотерапевта-консультанта и любого пациента-клиента) можно рассматривать как одновременно существующего и проявляющегося в трех различных планах или на трех различных территориях: изживания-действия, переживания-чувства и проживания-бытия.

    2. Идея трех «субъектов» (персонажей, внутренних инстанций). Я (эго) человека, осваивая каждую из трех территорий, выступает каждый раз в качестве особого «субъекта». На территории изживания-действия Я человека выступает как персональный аспект личности, или как внутренний наблюдатель, на территории переживания-чувства — как теневой аспект личности, или как внутренний клиент, а на территории проживания-бытия — как ликовый аспект личности, или как внутренний терапевт.

    3. Идея трех языков. Проявления Я (эго) человека на трех территориях в качестве трех указанных «субъектов» или аспектов личности человека можно охарактеризовать как различные формы говорения, различные голоса или языки: внутренний наблюдатель использует знаковый язык поведения, внутренний клиент — сигнальный язык тела, внутренний терапевт — символический (образный) язык состояний.

    Дифференциация представлений триалогического подхода с учетом сформулированных выше идей позволяет описать наряду с двумя интерперсональными, или внешними триалогами (Т—С—К и Т—с—К) четыре интраперсональных, или внутренних триалога. Эти внутренние триалоги образуются внутренними наблюдателями, внутренними клиентами и внутренними терапевтами каждого из участников психотерапевтического консультационного общения — психотерапевта-консультанта (Т), пациента-клиента (К), наблюдателя-супервизора (С) и наблюдателя-субвизора (с). Иначе говоря, наряду с эмпирически зафиксированными внешними триалогами можно постулировать в качестве гипотетических конструктов внутренние триалоги как существенные личностные характеристики всех участников психотерапевтического консультационного общения. Таким образом, полная схема ситуации психотерапии-консультирования может быть представлена совокупностью двух внешних и четырех внутренних триалогов (рис. 2).

Рис. 2. Соотношение внешних и внутренних триалогов в ситуации психотерапии-консультирования: Т — психотерапевт-консультант, К — пациент-клиент, С — наблюдатель-супервизор, с — наблюдатель-субвизор; Тн, Тк, Тт — внутренние наблюдатель, клиент и терапевт психотерапевта-консультанта; Кн, Кк, Кт — внутренние наблюдатель, клиент и терапевт пациента-клиента; Сн, Ск, Ст — внутренние наблюдатель, клиент и терапевт наблюдателя-супервизора; сн, ск, ст — внутренние наблюдатель, клиент и терапевт наблюдателя-субвизора.

    Четыре внутренних триалога (психотерапевта-консультанта, пациента-клиента, наблюдателя-супервизора и наблюдателя-субвизора) образуют интрапсихическую структуру психотерапии-консультирования и создают в самой этой ситуации основные направления и градиенты, которые собственно и ответственны за саму возможность, направленность и интенсивность позитивной личностной динамики. Вертикальный градиент образует несовпадение инстанций внутренних триалогов наблюдателя-супервизора (Сн—Ск—Ст) и наблюдателя-субвизора (сн—ск—ст), а горизонтальный градиент — несовпадение инстанций внутренних триалогов психотерапевта-консультанта (Тн—Тк—Тт) и пациента-клиента (Кн—Кк—Кт). При этом мы исходим из того, что основным дифференцирующим параметром является степень персонализации-персонификации личностных структур участников психотерапевтического консультативного общения [11]. Данный параметр распределен в континууме предельных значений от с_n до С_n, так что любое психотерапевтическое консультативное взаимодействие К—Т оказывается частью этого континуума.

    Вместе с тем такое частное взаимодействие представляет собой отражение и выражение (воплощение) наиболее принципиальных оппозиций, существующих в данной области, оппозиций между с_n и С_n, между предельно персонализированной личностью и предельно персонифицированной личностью⁶. Сами эти личности можно постулировать двояко. Можно полагать их существующими реально и самим своим присутствием задающими данную оппозицию, подобно самоактуализирующимся личностям (по А. Маслоу) в отличие от нереализованных личностей. Можно полагать их в качестве гипотетических конструктов, подобно полноценно функционирующему человеку (по К. Роджерсу) и его «двойнику» со знаком минус (некоему предельно частично функционирующему человеку).

    В любом случае внутренние триалоги этих двух индивидов будут представлять собой качественно различные, противоположные состояния и процессы. В случае предельного наблюдателя-супервизора (С_n) его внутренний терапевт (С_nт) выступает как актуально существующая, открытая и пассивная позиция, субъект бытия (проживания) или ценностного процесса (по К. Роджерсу), как готовность и способность к эмфилическому⁷ контакту с другим человеком, к конгруэнтному самовыражению и выражению другого человека посредством символических образов и состояний. Внутренний клиент такого предельного наблюдателя-супервизора (С_nк) является актуально существующей открытой и активной позицией, субъектом эмпатического переживания, готовностью и способностью эмпатировать другому человеку и самому себе с помощью сигнального языка тела. Внутренний наблюдатель предельного наблюдателя-супервизора (С_nн) проявляется как активная, актуально существующая, открытая позиция безусловного позитивного принятия-изживания Другого, готовность и способность к эмлогическому⁸ контакту, принятию и позитивному изживанию другого и самого себя с помощью рационального знакового языка.

    Все эти три позиции внутреннего триалога предельного наблюдателя-супервизора (С_n) сосуществуют, свободно взаимодействуют, образуют единый аутокоммуникативный контур и, одновременно, могут быть свободно выражены вовне, в пространство межличностной коммуникации. Такой внутренний триалог — это предельно развитый, завершенный процесс персонификации, т.е. персонификация как конечное состояние.

    Внутренний триалог предельного наблюдателя-субвизора (с_n) — это, напротив, предельно развитый процесс персонализиции. Внутренний терапевт (c_nт) в таком триалоге не существует, никак не проявляется, отсутствует, закрыт и скрыт от индивида, который лишен готовности и способности к эмфилии, лишен возможности символического самовыражения и выражения другого, лишен образов воображения, фантазии, интуиции. Внутренний клиент такого предельного наблюдателя-субвизора (с_nк) также не существует, и вследствие этого индивид лишен готовности и способности к эмпатии как в отношениях с другими людьми, так и в отношении с самим собой. Его тело мертво, лишено языка самовыражения. Внутренний наблюдатель (с_nн) — активная инстанция самоизживания в беспокойной и безудержной деятельности, полного непринятия себя и других, неготовности и неспособности к элементарному эмлогическому контакту, полное безумие и распад знакового языка. Каждая из этих трех позиций внутреннего триалога c_n существует изолированно и негативно как пустота, «черная дыра», это остановившийся, умерший триалог, предельно развитый, завершенный процесс персонализации — конечное состояние персонализации.

    Все прочие личности, включенные в восходящую и нисходящую иерархии, образованы промежуточными внутренними триалогами по отношению к внутренним триалогам С_n и с_n. При этом интраперсональное пространство внутренних триалогов всех этих индивидов можно рассматривать как наполненное разными соотношениями интроектов (интраперсональных представителей наблюдателей-субвизоров) и экстроектов (интраперсональных представителей наблюдателей-супервизоров). В качестве таких интро- экстроектов могут выступать и знаки (например, имя человека), и сигналы (например, чувства), и символы (например, символы веры).

    Вернемся, однако, к рассмотрению внешних триалогов. Отношения, существующие между четырьмя различными позициями внешних триалогов в практике психотерапии-консультирования, можно проиллюстрировать с помощью следующей аналогии (которая, впрочем, как всякая аналогия, не является, естественно, вполне адекватным иллюстративным средством). Такой аналогией могут быть отношения, существующие между участниками (сторонами) другой, профессионализированной еще в античности и поэтому чрезвычайно развитой, дифференцированной и регламентированной практики межличностного общения. Мы имеем в виду юридическую практику или, точнее, практику судопроизводства. Основными отношениями между действующими сторонами (позициями) в этой практике являются: подсудимый — судья, обвиняемый — адвокат, судья — прокурор, подсудимый — прокурор, обвиняемый — свидетель, адвокат — свидетель. Эти позиции и отношения также можно представить в виде двух совмещенных внешних триалогов (рис. 3).

Рис. 3. Внешние триалоги в юридической практике: По — подсудимый, О — обвиняемый, Су — судья, А — адвокат, Пр — прокурор, Св — свидетель.

    Аналогом позиции пациента-клиента являются в практике судопроизводства позиции подсудимого и обвиняемого. Фактически совмещенные в одном индивиде в практике психотерапии-консультирования две эти позиции обнаруживают себя в таких оппозициях, как психогнозис (психодиагностика) — психопраксис (психотерапия), патология — норма, внешний — внутренний идентифицируемый клиент. Аналогия позволяет более отчетливо увидеть амбивалентность, двойственность, противоречивость позиции пациент-клиент, всю ту систему отношений и самоотношений, которая реально существует для человека, находящегося в данной позиции.

    Аналогом позиции психотерапевта-консультанта в юридической практике также являются две автономные позиции судьи и адвоката. Если в практике психотерапии-консультирования эти позиции также совмещены в одном лице, то в более развитой и дифференцированной практике судопроизводства эти позиции распределены и закреплены за двумя различными лицами (сторонами). При этом судья, пребывая под прокурорским надзором, находится в отношении с подсудимым, а адвокат, использующий показания свидетеля, находится в отношении с обвиняемым. Здесь также аналогия позволяет более отчетливо видеть систему внутренних оппозиций, противоречий, содержащуюся в самой позиции психотерапевта-консультанта.

    Аналогом позиции наблюдателя-субвизора в практике судопроизводства является позиция прокурора, выступающего, с одной стороны, в качестве лица, которое осуществляет судебный надзор за соблюдением норм закона и судопроизводства, а с другой — в качестве обвинителя в отношении подсудимого.

    Аналог позиции наблюдателя-супервизора — позиция свидетеля, функцией которого в рамках практики судопроизводства является, с одной стороны, дача свидетельских показаний, т.е. свидетельствование как привнесение и утверждение правды, элементов оправдания в отношении обвиняемого, а с другой — партнерство с адвокатом в интересах учета и защиты интересов обвиняемого.

    Используя данную аналогию, можно сказать, что:
    • психотерапевт-консультант, испытывающий противоречивые влияния наблюдателя-субвизора и наблюдателя-супервизора, балансирует между позициями судьи и адвоката, между обвинением и оправданием в отношении с пациентом-клиентом; это балансирование во многом объясняет многообразие разновидностей психотерапии-консультирования, распределенных в континууме «психотерапевтоцентрированная — клиентоцентрированная психотерапия»;
    • пациент-клиент, также испытывающий эти противоречивые влияния наблюдателя-субвизора и наблюдателя-супервизора, балансирует между позициями пациента и клиента, обвиняемого и оправдываемого в отношениях с психотерапевтом-консультантом; данный баланс представлен континуумом позиций «пациент» — «клиент»;
    • наблюдатель-субвизор является, с одной стороны, прокурорской, обвиняющей инстанцией, привносящей чувства вины и зависимости в жизнь пациента-клиента, а с другой — надзирающей инстанцией, которая самим своим существованием курирует психотерапевта-консультанта, требует от него соблюдения конвенциональных норм, ограничивает его деятельность сферой конвенционального; влияния наблюдателя-субвизора в практике психотерапии-консультирования проявляются тем самым как персонализирующие (патогенные) формы взаимоотношений с пациентом-клиентом, как «негативная психология» (А. Менегетти) и как консервативные тенденции в деятельности психотерапевта-консультанта;
    • наблюдатель-супервизор, напротив, является, с одной стороны, инстанцией, свидетельствующей и утверждающей субъективную правду и автономию в жизни пациента-клиента, а с другой — такой инстанцией, само существование которой терапевтично для психотерапевта-консультанта и актуализирует в нем потребность следовать своей субъективной правде в отношениях с пациентом-клиентом; влияния наблюдателя-супервизора в практике психотерапии-консультирования обнаруживают себя, в свою очередь, как персонифицирующие (терапевтичные) формы взаимоотношений с психотерапевтом-консультантом, как «позитивная психология» и как либеральные тенденции в жизни пациента-клиента.

    Таким образом, осуществление собственно психотерапевтических консультационных функций предполагает в деятельности психотерапевта-консультанта минимизацию субвизорских влияний, всякого рода суждений (оценочных, рассудочных, гипотетических и т.п.) наряду с активным использованием ресурсов супервизора, учетом интересов пациента-клиента на всех уровнях (поведенческом, эмоциональном, семантическом) его существования.

    В логике и системе представлений триалогического подхода к психотерапии-консультированию можно дать два следующих определения самой этой практики.

    Психотерапию-консультирование можно определить как внешний триалог (Т—К—Н), как персонифицирующее межличностное общение, создаваемое и предлагаемое психотерапевтом-консультантом для персонализированной личности пациента-клиента. О том, что психотерапевтическое консультационное общение является персонифицирующим, свидетельствуют такие его специфические особенности, как безоценочность, эмпатичность, конгруэнтность, примат слушания над говорением и эмоционального содержания (переживаний и чувств) над когнитивным содержанием (сведениями, информацией). Для конвенционального, персонализирующего общения, напротив, характерны оценочность, аэмпатичность, инконгруэнтность, примат говорения над слушанием и когнитивного содержания над содержанием эмоциональным.

    Резюмируем основные психологические положения триалогического подхода перечнем его постулатов; это:
    • внутренняя триалогичность каждой из личностных позиций в практике психотерапии-консультирования (рассмотрение психотерапевта-консультанта, пациента-клиента, наблюдателя-супервизора и наблюдателя-субвизора как внутренних триалогов, каждый раз образуемых внутренними наблюдателями, клиентами и терапевтами);
    • формальное равенство позиций внешних триалогов — позиций психотерапевта-консультанта и пациента-клиента, наблюдателя-супервизора и наблюдателя-субвизора (рассмотрение каждой из этих позиций как триалогических структур или форм);
    • содержательное неравенство позиций внешних триалогов — психотерапевта-консультанта и пациента-клиента, наблюдателя-супервизора и наблюдателя-субвизора (рассмотрение каждой из этих позиций как образуемых различными по своему содержанию и степени персонификации-персонализации внутренними инстанциями);
    • содержательное сближение позиций психотерапевта-консультанта и пациента-клиента в процессе психотерапии-консультирования (рассмотрение содержательных изменений внутреннего триалога пациента-клиента в направлении большей персонификации всех его внутренних инстанций);
    • содержательное расхождение позиций наблюдателя-субвизора и пациента-клиента в процессе психотерапии-консультирования (рассмотрение содержательных изменений внутреннего триалога пациента-клиента в направлении большей персонификации всех его внутренних инстанций);
    • содержательное противостояние позиций наблюдателя-супервизора и наблюдателя-субвизора в процессе психотерапии-консультирования (рассмотрение принципиальной конфронтации всех инстанций внутренних триалогов наблюдателя-супервизора и наблюдателя-субвизора);
    • безусловное позитивное принятие психотерапевтом-консультантом всех инстанций внутреннего триалога пациента-клиента (их особенностей, способов выражения, степеней выраженности и т.д.);
    • эмлогическое следование психотерапевта-консультанта за внутренним наблюдателем пациента-клиента (Кн);
    • эмпатическое понимание психотерапевтом-консультантом внутреннего клиента пациента-клиента (Кк);
    • эмфилическое и конгруэнтное выражение психотерапевтом-консультантом внутреннего терапевта пациента-клиента (Кт);
    • недопустимость советов (формулировок на языке Кн) и допустимость рекомендаций (формулировок на языке Кк и Кт) в речи психотерапевта-консультанта;
    • различение психологических и вне-психологических (квазипсихологических — гуманитарных и естественнонаучных, протопсихологических — религиозных, и парапсихологических — оккультных) языков, описывающих психическую реальность (например, различные интраперсональные инстанции).

    Психотехническое оснащение триалогического подхода обусловлено системой его теоретических представлений об интраперсональных содержаниях, структурах и процессах, составляющих суть психотерапевтической консультационной работы. Этот инструментарий состоит из техник, прорабатывающих отдельные инстанции внутреннего триалога пациента-клиента (Кн, Кк, Кт) и основные коммуникации между ними (Кн—Кк, Кк—Кт, Кт—Кн).

    Техники такой направленности десятки лет создавались прежде всего в человекоцентрированной психотерапии (К. Роджерс и другие), экспрессивной психотерапии (Н. Роджерс и другие) и онтотерапии (А. Менегетти и другие). Этот технический арсенал представлен такими техниками, как пассивное и активное эмпатическое слушание, отражение переживаний и сверка пониманий [14], язык принятия и я-высказывание [20], фокусирование [19], выразительные рисунок, поза, движение, лепка, вокализация, коллаж, медитация и творческая связь экспрессивных искусств [22], интерпретация сновидных и имагогических образов [9].

    Каждая из этих техник имеет свой собственный четкий адресат, является операционализированным способом контактирования с одной из инстанций внутреннего триалога пациента-клиента, способом персонифицирующего (все более точного, конгруэнтного) говорения этой инстанции на ее собственном языке — знаковом языке внутреннего наблюдателя (Кн), сигнальном телесно-чувственном языке внутреннего клиента (Кк), символическом языке внутреннего терапевта (Кт).

    Многообразие техник, используемых в рамках триалогического подхода, нужно рассматривать не как проявление модного психотерапевтического эклектизма и инструментализма; на наш взгляд, это результат осознанного стремления психотерапевта-консультанта говорить на языке пациента-клиента с учетом интраперсонального многообразия его языков. Владение «тремя диалектами души» — непременное условие не только установления контакта с тремя инстанциями внутреннего триалога пациента-клиента, но и проговаривания-осознания этих инстанций пациентом-клиентом и, следовательно, реинтеграции этих инстанций на основе внутреннего терапевта (Кт) или, другими словами, — условие процесса персонификации. Вне и без такой экстериоризации инстанций внутреннего триалога нет возможностей для позитивных личностных изменений пациента-клиента, т.е. реорганизации его персонализированной личностной структуры, интегрированной на основе внутреннего наблюдателя (Кн).

    Психопрактика триалогического подхода — это такое общение, в котором психотерапевт-консультант решает задачу установления, поддержания и укрепления психологического контакта с пациентом-клиентом одновременно на поведенческом, эмоциональном и семантическом уровнях его существования. Подобная практика предполагает предварительную проработанность и актуальную активизированность всех инстанций внутреннего триалога психотерапевта-консультанта.

    Личностная проработанность психотерапевта-консультанта обеспечивается, в свою очередь, такими необходимыми элементами его профессиональной подготовки, как психологическое образование (основы триалогического подхода), психотехнический тренинг (основные техники, используемые в рамках триалогического подхода) и психопрактический опыт (освоение основных позиций внутреннего триалога: позиции пациента-клиента в практике личной психотерапии, позиции психотерапевта-консультанта в практике работы с пациентами-клиентами, позиции наблюдателя-супервизора в практике супервизий и интервизий). Совокупность всех этих различных форм внутренней работы психотерапевта-консультанта позволяет, с одной стороны, создать комплекс необходимых и достаточных условий для осмысленной и осознанной проработки (культивирования, рафинирования) инстанций внутреннего триалога психотерапевта-консультанта, а с другой — получить необходимый личный опыт персонифицирующей (позитивной) активизации, осознания и выражения этих инстанций.

    Актуальная активизированность инстанций внутреннего триалога психотерапевта-консультанта в рамках психотерапевтической консультативной сессии означает, что все формы внешней и внутренней активности психотерапевта-консультанта являются адресованными одновременно всем трем инстанциям внутреннего триалога пациента-клиента. При этом для пациента-клиента одновременная обращенность субъективно обнаруживает себя как последовательная обращенность психотерапевта-консультанта (а в действительности — самого пациента-клиента) к его внутреннему наблюдателю, внутреннему клиенту и внутреннему терапевту. Иначе говоря, для пациента-клиента психотерапевтический консультационный процесс развивается как последовательность, складывающаяся из трех основных этапов: 1) принятие психотерапевтом-консультантом моих мыслей и представлений; 2) сочувственное (эмпатическое) понимание моих эмоций, переживаний и чувств; 3) конгруэнтное выражение моих интуиций и образов.

    Последовательная проработка отдельных инстанций внутреннего триалога пациента-клиента обнаруживает себя своеобразной ротацией и, одновременно, рафинированием данных инстанций, когда нарушаются исходные связи, существующие между инстанциями и соответствующими территориями и языками самовыражения. Так, при первичной ротации данных инстанций существующий на территории изживания-действия и говорящий на знаковом рациональном языке внутренний наблюдатель уступает свое «место» внутреннему клиенту, который теперь обнаруживает себя не только сигнальным телесным языком, но и в речи; внутренний клиент при этом перемещении уступает свое «место» внутреннему терапевту, выходящему теперь из зоны молчания и обнаруживающему себя на языке тела; внутренний терапевт, в свою очередь, освобождает свое место «великого немого» для ранее очень разговорчивого внутреннего наблюдателя, который при этом умолкает и слепнет. Вторичная ротация инстанций внутреннего триалога пациента-клиента приводит к тому, что место «спикера» занимает теперь внутренний терапевт, внутренний клиент умолкает и успокаивается, а внутренний наблюдатель, осваивая телесный язык, становится «внутренним сигнальщиком» [1].

    Актуальная и одновременная активизированность всех инстанций внутреннего триалога психотерапевта-консультанта обеспечивает особое качество его присутствия в психотерапевтической ситуации, особое, целостное участие в жизни пациента-клиента и особую возможность трансперсональной встречи, утоляющей «боль одиночества и клиента, и терапевта» (К. Роджерс).

    В заключение отметим, что специфику триалогического подхода в психотерапии-консультировании мы видим прежде всего в том, что этот подход интегрирует:
    • интерперсональные и интраперсональные, структурные и динамические аспекты данной практики;
    • многообразие уровней, форм и техник психотерапевтической консультативной работы;
    • имперсональные варианты психологической рефлексии данной практики в виде симптомов, проблем, процессов, функций, установок, структур и т.п. в такой вариант этой практики, где «действующими лицами» являются реальные индивиды и гипотетические персонажи (позиции, инстанции);
    • практику психотерапии-консультирования и практику супервизии, традиционно существовавших отдельно и в пространстве, и во времени; при этом в саму ситуацию психотерапии-консультирования вводится актуально присутствующий наблюдатель-супервизор, который не становится ко-терапевтом-консультантом, но занимает и удерживает свою специфическую позицию. Отличительной особенностью ее является полная противоположность конвенциональной позиции наблюдателя-субвизора: если наблюдатель-субвизор говорит (когда говорит внутренний наблюдатель пациента-клиента — Кн), увеличивает дистанцию и ослабляет контакт (когда говорит внутренний клиент пациента-клиента — Кк) и молчит (когда говорит внутренний терапевт пациента-клиента — Кт), то наблюдатель-супервизор, напротив, молчит (когда говорит внутренний наблюдатель пациента-клиента — Кн), сокращает дистанцию и усиливает контакт (когда говорит внутренний клиент пациента-клиента — Кк) и говорит (когда говорит внутренний терапевт пациента-клиента — Кт); тем самым наблюдатель-супервизор обращает (по А.Н. Леонтьеву) логику присутствия субвизора в жизни пациента-клиента.

---

¹ Под «мифом» в данном контексте понимается вся система психологических представлений, лежащих в основе психотерапевтической практики. Например, в каждой психологической школе понятие личности будет иметь дополнительные смысловые акценты, позволяющие не только определить его по отношению к таким категориям, как «свобода» и «необходимость», «цель» и «ценность» и т.д., но и соотнести с другими понятиями, принятыми в данной школе.

² Следует подчеркнуть, что мы имеем в виду лишь вневрачебную психотерапию-консультирование, поскольку в отечественной медицинской психотерапии наблюдается гораздо более благополучная ситуация в силу сохранности и преемственности традиции по линии Бехтерев — Мясищев — Карвасарский и другие.

³ При всем уважении к автору небезызвестной деиксотерапии А.И. Феликсовой, я тем не менее совершенно согласен с А.И. Сосландом [15; 339-352] в том, что разработанный ею «относительно новый» (sic!) психотерапевтический метод делает только свои первые шаги и в этом смысле он попросту не может рассматриваться в одном ряду с авторитетнейшим отечественным диалогическим подходом.

⁴ Я благодарен всем тем студентам факультета психологии МГУ, факультета социологии Еврейского университета в Москве, Центра психологического консультирования TRIALOG, чье заинтересованное и активное внимание позволило оформить многие положения данной статьи. Особую благодарность я выражаю Н.А. Орловой, ряд комментариев которой включен в текст статьи.

⁵ Под «изживанием» понимается любое предметное, мотивированное и ориентированное вовне действование, совокупность любых — поведенческих, перцептивных, мнемических, интеллектуальных, оценочных и прочих действий личности, всякое действование вовне как отреагирование; под «переживанием» — любые формы эмоционального опыта — аффекты, эмоции и чувства личности, а под «проживанием», или «жизнью» — любые формы трансперсонального опыта общения, непосредственные проявления сущности и лика человека.

⁶ Отметим в этой связи, что все усилия, предпринимаемые в области психотерапии-консультирования в целях построения некоей интегральной психотерапевтической системы и ориентированные при этом на поиски интегрирующего психологического знания или психотехнического метода, т.е. поиски ответа на вопрос «что?», суть заведомо безуспешные усилия. Истина в этой области, как, впрочем, и в любой другой — не ответ на вопрос «что есть истина?», но всегда ответ на вопрос «кто есть истина?». Иначе говоря, интегральная психотерапия — не интегральный объект (предмет), а интегральный субъект (homo totus), поиск/построение/становление такой терапии — это поиск/построение/становление такого человека.

⁷ Эмфилия — термин, созданный по аналогии с термином «эмпатия» и обозначающий особую форму любви — совпадение, контактирование с наиболее глубокими, сущностными проявлениями жизни другого человека; эмфилия представляет собой рафинированного внутреннего терапевта.

⁸ Эмлогия — термин, созданный также по аналогии с термином «эмпатия» и обозначающий совпадение, контактирование с логикой рассуждений другого человека; эмлогия представляет собой способность рафинированного внутреннего наблюдателя.

---

 
1. Байярд Р., Байярд Дж. Ваш беспокойный подросток. М.: Семья и школа, 1995.
2. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Наука, 1963.
3. Варга А.Я., Кадыров И.М., Холмогорова А.Б. Предисловие // Основные направления современной психотерапии. М.: Когито-Центр, 2000. С. 3-12.
4. Влияние современной американской психологии на практическую психологию в России / Под ред. М. Котэ, А.Г. Лидерса. М.: Фолиум, 1998.
5. Джейкобс Д., Дэвид П., Мейер Д. Супервизорство. Техника и методы корректирующего консультирования. СПб.: Б.С.К., 1997.
6. Калмыкова Е.С., Кэхеле Х. Психотерапия как объект научного исследования // Основные направления современной психотерапии. М.: Когито-Центр, 2000. С. 15-43.
7. Копьев А.Ф. Психологическое консультирование: опыт диалогической интерпретации // Вопр. психол. 1990. №3. С. 17-24.
8. Копьев А.Ф. Диалогический подход в психотерапии и проблемы психологической клиники // Моск. психотерапевт, журн. 1992. №1. С. 33-49.
9. Менегетти А. Учебник по онтопсихологии. М.: Славянская ассоц. Онтопсихологии, 1997.
10. Мэй Р. Искусство психологического консультирования. М.: Независимая фирма «Класс», 1994.
11. Орлов А.Б. Психология личности и сущности человека: парадигмы, проекции, практики. М.: Логос, 1995.
12. Орлов А.Б. Человекоцентрированное консультирование как область практики и учебная дисциплина: триалогический подход // Развивающаяся психология — основа гуманизации образования / Под ред. В.Я. Ляудис, Н.Н. Корж. М.: РПО, 1998. С. 172-173.
13. Основные направления современной психотерапии. М.: Когито-Центр, 2000.
14. Роджерс К.Р. Человекоцентрированный/ клиентоцентрированный подход в психотерапии // Вопр. психол. 2001. №2. С. 48-58.
15. Романов И.Ю. Психоанализ: культурная практика и терапевтический смысл. Введение в теорию, практику и историю психоанализа. М.: Интерпракс, 1994.
16. Сосланд А.И. Фундаментальная структура психотерапевтического метода, или как создать свою школу в психотерапии. М.: Логос, 1999.
17. Ухтомский А.А. Доминанта. М.; Л.: Наука, 1966.
18. Флоренская Т.А. Диалог в работе христианского психолога // Начала христианской психологии. М.: Наука, 1995. С. 194-204.
19. Gendlin E. Focusing. N.Y.: Bantam Books, 1981.
20. Gordon Th. Teacher's effectiveness training. N.Y.: Peter H.Wyden, 1975.
21. Kadzin A. Methodology, design and evaluation in psychotherapy research // Bergin A., Garfield S. (eds.). Handbook of psychotherapy and behaviour change. N.Y.: Wiley, 1994. P. 19-71.
22. Rogers N. The creative connection: Expressive arts as healing. Palo Alto: Science, Behaviour Books, 1993.

Доктор психологических наук А.Б.Орлов

Статья опубликована в журнале "Вопросы психологии", 2002, май-июнь, стр.3-19.
Поступила в редакцию 12.Х 2001 г.

Библиотека Центра психологического консультирования ТРИАЛОГ
www.trialog.ru